ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА

Интегративные выводы при комплексной психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетнего обвиняемого

Д.С. Ошевский, Н.А. Александрова,
Л.Л. Гилядова, И.Н. Винникова

   KCППЭ позволяет адекватно расширить границы компетен­ции экспертов, делая выводы более полными, объективными и научно обоснованными (Сафуанов Ф.С., 2010; Ткаченко Л.А., Морозова М.В., Савина О.Ф., 2014; Макушкин и соавт., 2016). При их формулировании может быть использован вариант общего (интегративного) ответа. Он дает возможность рас­крыть каузальные системные связи и описать особенности психической деятельности в условиях психопатологического процесса.

С точки зрения организации исследования, совмест­ное формулирование выводов требует постоянного взаимодей­ствия экспертов разных специальностей. Они обмениваются важной диагностической информацией, шире используют ее при выдвижении гипотез и в процессе самого исследования. Совместная деятельность экспертов позволяет всесторонне и полно проанализировать сведения об особенностях психичес­кого развития и актуального состояния несовершеннолетнего обвиняемого, что также делает результаты экспертизы более обоснованными и достоверными (Макушкин Е.В. и соавт., 2016).

В практике КСППЭ несовершеннолетних обвиняемых нередко встречается сочетание личностной патологии с орга­нической недостаточностью. Такие варианты, как правило, рассматриваются в рамках правовой категории “ограниченная вменяемость”.

Важность решения экспертных вопросов, касающихся возможности применения ст.22 УК РФ (“Уголовная ответственность лиц с психическими расстройствами, не исклю­чающими вменяемости”), обусловлена не только клинически­ми, но и социально-правовыми аспектами. Квалификация этой нормы является основанием для назначения принудительных мер медицинского характера. Кроме того, она необходима для комплексного сопровождения осужденных подростков с психическими расстройствами. И, что немаловажно, данное обстоятельство при назначении наказания может быть учтено судом в качестве смягчающего. При обосновании ограничения способности несовершеннолетнего обвиняемого к произвольной регуляции своего поведения экспертам целесообразно выходить на интегративный ответ.

Его примером служит следующее наблюдение.

Подэкспертный Л., 16 лет. обвиняемый по п.’в” ч.2 ст. 115 УК РФ в причинении легкого вреда здоровью своей девушке М., 1999 г.р.

Из материалов уголовного дела, медицинской документации и со слов подэкспертного известно следующее. Л. родился в полной семье от первой беременности, протекавшей с угрозой прерывания, в срочных родах, весом 3450 г. Раннее развитие протекало с задержкой речевого развития, в связи с чем он посещал логопедический детский сад. С 3 лет подэкспертный наблюдался неврологом по поводу “гипер­активности и дефицита внимания”. Обучение в общеобразователь­ной школе начал своевременно, однако отмечались значительные нарушения поведения. За время обучения он сменил 3 общеобразо­вательные школы, в том числе обучался и в школе с углубленным изучением английского языка, где. согласно показаниям матери, из-за большой учебной нагрузкой у него случился “нервный срыв”. В дальнейшем, с 4-го класса он был переведен в общеобразовательную школу на надомное обучение. Л. легко заводил себе друзей среди сверстников, однако конфликтовал с ними но незначительным по­водам, вступал в драки. Дополнительно занимался рисованием, лепкой из глины, информатикой. В 11 лет прочитал в Интернете информацию про “зацеперов”, познакомился с одним из них в со­циальной сети, стал кататься в компании друзей на электричках. В 2012 г. родители расторгли брачные отношения. Мать повторно вы­шла замуж. Подэкспертный конфликтовал с отчимом по различным поводам. В 13 лет вместе с компанией приятелей из школы совершил нападение па проходившую мимо школы женщину и отнял у нее сумку. Было возбуждено уголовное дело по ст. 161 УК РФ, в связи с чем подэкспертный был поставлен на учет в ОДН за совершение антиобщественного деяния. Также он неоднократно привлекался к административной ответственности за нахождение в ночное время су­ток на улице без родителей. Неоднократно за время обучения в школе на него поступали жалобы от руководства школы о том, что Л., на­ходясь на домашнем обучении, игнорировал и срывал занятия. Мать не оказывала влияния на сына и пыталась исправить сложившуюся ситуацию, в связи с чем также привлекалась к административной ответственности. Согласно медицинской документации, в период с 05.04.2014 по 28.10.2015 гг. Л. был амбулаторно консультирован в ГКБО НПЦ ПЗ ДП им. Г.Е. Сухаревой по поводу ‘’трудностей в по­ведении’’: был неуправляемым, грубым, воровал деньги, украшения, сдавал их в ломбард, катался на электричках, мог уехать в другой город. При осмотрах был не собран, необязателен, на консультации специалистов приходил вместе со своей девушкой. Поставлен диаг­ноз: “Другие органические расстройства личности и поведения в связи со смешанными заболеваниями. Психопатоподобный синдром. Педагогическая запущенность”. Отмечено, что 28.10.2015 г. от пред­ложенной госпитализации ребенка мать отказалась. После окончания 9-го класса школы ее сын продолжил обучение в железнодорожном колледже на платной основе. Мать в показаниях указывала, что у сына отмечались головные боли при смене погодных условий. Он был общительным, легко шел на контакт с другими людьми, был довер­чивым, заботливым, “покладистым”, миролюбивым, неагрессивным, импульсивным. Ранее к уголовной ответственности не привлекался. На учете в ИНД не состоял.

Как следует из материалов уголовного дела. 30.09.2015 г. примерно в 21 час 30 минут Л,, находясь на платформе станции “Москва-Сортировочная”, с применением предмета, похожего на нож., причинил телесные повреждения М. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы. М. была нанесена рана задней поверхности грудной клетки слева, повлекшая легкий вред здоро­вью, а также ссадина задней поверхности грудной клетки, не при­чинившая вреда здоровью. М. на допросах сообщила, что в 21 час 20 минут она с подругами провожала знакомого до станции “Москва- Сортировочная”. Когда возвращались, со стороны области прибыл электропоезд, в окне которого она увидела Л., они “встречались”. Когда электричка остановилась, выбежал Л. со словами: “Почему ты не дома?”, в руках у него был предмет, похожий на нож. Он внезапно нанес им удар ей в спину, после чего приказал идти рядом с ним домой. Также она пояснила, что ранее Л. мог ударить ее кулаком по разным частям тела. Характеризовала его импульсивным, отметила, что он порой проявлял агрессию. Подруги потерпевшей на допросах сообщили, что они с М. и Е. пришли в 21 час 26 минут на станцию “Москва-Сортировочная”. После того, как Е. уехал на электропоезде, они отправились обратно. Через некоторое время услышали стук в окно из прибывающего электропоезда, обернувшись, увидели за окном молодых людей (Л. и Б.). Затем молодые люди направились к ним. Л. стал бить М. по спине, пытался ударить ногой в живот, бросил в нее камень, но не попал, затем схватил ее за ворот куртки и потащил в сторону дома. Друг подэкспертного Б., 2001 г.р., на до­просе сообщил, что 30.09.2015 г. в 21 час 30 минут он и Л. поехали на электропоезде на станцию “Москва-Сортировочная”. Выйдя на платформу, увидели трех ранее знакомых им девушек, среди них была М., с которой Л. встречался около месяца. Отметил, что Л. по характеру очень ревнив, увидев М., он сказал: “Сейчас я ее прире­жу”, после чего спрыгнул с платформы, подбежал к ней, схватил за одежду и нанес ей удар кулаком в живот, затем достал из кармана куртки нож и нанес удар сверху в спину. На ее одежде стало про­являться бурое пятно. Подэкспертный стал оскорблять М., кричать, что она должна была находиться дома и ждать его. Затем они все направились через железнодорожные пути но тропинке. При этом Л. сказал М., что любит ее. Подэкспертный в объяснении сообщил, что 30.09.2015 г. примерно в 21 час 40 минут на станции “Москва- Сортировочная” он встретился со своей девушкой М. Встреча была случайной, так как ранее но телефону она сообщила, что вечером гулять не выйдет, останется дома. Он был очень обижен, потому что она его обманула. Спросил ее, почему она не дома, М. ответила, что “его это не касается”. Спустя некоторое время они стали ссориться, он достал лезвие, взял его в правую руку, нанес удар М. в область лопатки. После чего проводил ее домой. Затем он отправился домой, по дороге выбросил нож. На последующих допросах подэкспертный в целом придерживался ранее данных им показаний, но отметил, что порезал девушку случайно, так как схватил ее рукой, в которой на­ходился металлический предмет, за левое плечо с целью остановить ее. когда та стала уходить. Согласно медицинской документации, 0’2.11.2015 г. во время разговора “с девушкой и подругой” Л. стал возбужденным, вспыльчивым, выхватил нож и с целью напугать их нанес поверхностные самопорезы в область предплечья. Матерью М. были вызваны сотрудники полиции, подэкспертный доставлен в отделение ОВД, откуда сбежал. Обнаружен дома, повторно до­ставлен в ОВД, где был осмотрен дежурным психиатром, после чего госпитализирован в психиатрическую больнице* №15. При поступ­лении был аффективно напряжен, раздражителен. Дистанцию в беседе не соблюдал. О причинах госпитализации сообщил, что“хотел устроить дома театр-представление: пытался испугать девушку, чтобы она бросила пить”, “за это меня и привезли сюда”. Нанесение самопорезов объяснил так: “резал себя, так как знаю, что она мною дорожит, это такой метод воздействия”. Не отрицал, что “около по­лугода назад нанес себе порез ножом на левую руку”. Сообщил, что дома периодически конфликтует с родителями. Отмечалось, что подэкспертный внезапно становился крайне раздражительным, высказывал угрозы врачу, на замечания не реагировал. Критики к своему состоянию и поступкам не было. Проводилось лечение хлор­промазином, карбамазепином, никетамидом. Поставлен диагноз: “Формирующееся эмоционально-неустойчивое расстройство личности, импульсивный тип. Психопатоподобный синдром с демонстративной суицидальной попыткой”. Был выписан 15.12.2015 г. 10.02.2016 г. во время амбулаторного судебно-психиатрического освидетельство­вания был ориентирован всесторонне верно, понимал цель обследо­вания. Охотно вступал в беседу. На вопросы отвечал по существу. Держался свободно, несколько демонстративно. Дистанцию соблюдал, мимика была живой. Фон настроения ровный. Жалоб на здоровье не предъявлял, психически больным себя не считал. Отмечал, что порой “темнеет в голове, и тогда я не отдаю отчет своим действиям”, связывал это с переменой погоды и своим эмоциональным фоном.

Рассказывал, что в детстве наблюдался у психиатра и невролога, имел поведенческие трудности в школе. Анамнестические сведения о себе сообщал последовательно. Подробно и откровенно рассказывал о взаимоотношениях с подругами, увлечении “зацеперством”. При этом старался представить себя с лучшей стороны, был неискренним, изворотливым, пытался манипулировать медперсоналом. Заявлял, что ранее наносил самопорезы, чтобы доказать своей девушке, что любит ее. При расспросах об инкриминируемом деянии выдвигал защитные версии событий, во время обсуждения одной из них демон­стративно выдвигал новую. Отмечались непоследовательность мыш­ления, поверхностность и своеобразность суждений. Эмоциональные реакции были живыми, неустойчивыми, в ходе беседы старался контролировать свое поведение, правильно реагировать на замеча­ния. Критика к своему состоянию и ситуации в целом была сохра­нена. 22.06.2016 г. во время амбулаторного комплексного судебного психолого-психиатрического освидетельствования был ориентирован всесторонне верно. Держался свободно. Беседовал охотно, на вопросы отвечал не всегда последовательно, часто высказывал амбивалентные суждения. Эмоциональные и мимические реакции были несколько монотонными. Сообщил, что принимает психофармакотерапевтические препараты, отмечал заторможенность. Нанесение самоповрежденпй объяснял тем, что ’довели, хотел покончить с собой”‘. Предъявлял жалобы на периодические головные боли. По поводу инкриминируемого деяния сообщил сведения, аналогичные своим показаниям в материалах уголовного дела. Мышление было с эле­ментами непоследовательности. Психопатологической симптоматики не выявлялось. Экспертные и диагностические вопросы решены не были, рекомендовано проведение стационарной СПЭ.

При обследовании в Центре какой-либо соматической патологии выявлено не было, неврологом был поставлен диагноз: “Синдром легкой внутричерепной гипертензии резидуального характера”.

Психическое состояние. Подэкспертный доступен продук­тивному контакту. Ориентирован всесторонне верно. Выглядит нес­колько младше своего паспортного возраста. Беседует охотно, ведет себя демонстративно, всячески пытается произвести впечатление на экспертов, в основном наивными рассказами о своих “экстремальных увлечениях” и “материальном благополучии”. Сидит вальяжно раз­валившись на стуле. в ходе беседы активно жестикулирует, постоянно поправляет волосы. Легко раздражается при затрагивании неблаго­приятных тем в разговоре, становится раздражительным, повышает голос. Жалоб активно не предъявляет, но указывает, что испытывает периодические головные боли при смене погоды, головокружение при резкой смене положения тела. На вопросы отвечает подробно, порой противоречиво, фиксируется на интересующих его вопросах, в основном касающихся субъективных интересов и развлечений, пытается задавать эксперту встречные вопросы. Анамнестические све­дения излагает избирательно, пытается представить себя в лучшем свете. Рассказывает, что проживает с матерью, отчимом и младшей сестрой. Бравирует тем. что отчим работает в ФСБ. Пускается в рас­суждение, что сестра просит на Новый год дорогую куклу, которую он и собирается ей подарить. Как бы невзначай указывает, что он “хорошо зарабатывает” написанием сайтов, тут же говорит, что у него “на карточке, есть 8 тысяч”, в последующем – что “есть 40 тысяч”, а затем и вовсе заявляет, что имеет 280 тысяч рублей. Самостоятельно переходит на обсуждение его увлечения “зацеперством”. С бравадой называет себя “профессиональным зацепером”, отмечает, что многие учатся этому по видеороликам с его участием, размещенным “на ютубе”. При отсутствии должной реакции со стороны экспертов, а также указаний па несерьезность подобных увлечений нарочито серьезным тоном заявляет, что на самом деле “уже пора заканчивать с “зацеперством”. Рассказывает, что собирается закончить железно­дорожный колледж, работать машинистом, обзавестись семьей. При этом подчеркивает, что ему “нужен адреналин”, поэтому намерен купить себе мотоцикл и заняться мотокроссом, выдержав паузу, многозначительно поднимает указательный палец вверх и добавляет: “смертельным мотокроссом!'” и тут же следит за реакцией экспертов. Категорически отрицает злоупотребление алкоголем, употребление каких-либо психоактивных веществ. Демонстративно отмахиваясь, заявляет: “ой, я вот один раз много выпил и меня “на красном кресте” увезли, больше не пью особо”. Бравирует своими отношениями с де­вушками. не без удовольствия пускается в длительные рассуждения о его взаимоотношениях с противоположным полом. Подчеркивает, что девушек было много: “ну да, я такой!”. Однако при расспросе о его бывшей девушке, которая является потерпевшей по данному уголовному делу, резко раздражается, отзывается о ней крайне не­гативно. В последующем уже более спокойно говорит об этом, под­черкивает, что после возбуждения уголовного дела потерпевшая еще в течение месяца проживала у него. События правонарушения, с одной стороны, пытается преподнести таким образом, что “все вышло случайно”, и он просто пытался схватить девушку за плечо. Вместе с тем заявляет, что в тот момент не мог себя контролировать до конца, как именно это проявлялось, пояснить не может. Сжимая кулаки, с негодованием заявляет, что потерпевшая шантажировала их семью, продолжала злоупотреблять алкоголем, указывая на следы от самопорезов, заявляет: “Да у меня даже шрамы больше!”. С раздражени­ем, на повышенных тонах рассуждает о том, что СМЭ потерпевшей была проведена “по справкам”, а в его уголовном деле “даже судья разобраться не смогла”, считает, что “дело надо разваливать”, что статья уголовного кодекса была ему изменена несправедливо. При затрагивании в разговоре других тем старается их обойти. Так. на просьбу рассказать о его госпитализации в психиатрическую боль­ницу’ утверждает, что все опять же произошло из-за потерпевшей, при этом путанно и противоречиво рассказывает о своих мотивах, вместе с тем подробно, смакуя, описывает, как отреагировали на нанесение им самопорезов мать и присутствующие у него дома де­вушки — одна “как бы бывшая”, вторая — потерпевшая по данному делу. В отделении Центра в целом режим не нарушает, тяготится пребыванием. Иногда читает, помогает медицинскому персоналу, общается с другими подэкспертными. Психофармакотерапия во время проведения экспертизы нс назначалась. Мышление М. по­следовательное, со склонностью к конкретному. Ряд суждений носит незрелый, облегченный, поверхностный характер. Эмоциональные реакции неустойчивые, склонен к самовзвинчиванию и внешне- обвиняющим тенденциям. Продуктивная психопатологическая симптоматика (бред, галлюцинации и пр.) отсутствует. Критические способности сформированы не полностью.

При обследовании подэкспертного на первый план выступали индивидуально-психологические особенности. На фоне некоторой личностной незрелости, проявляющейся в недостаточной диффе­ренцированности и поверхности самооценки и внешних оценок, категоричности суждений выявлялись черты формирующейся личностной дисгармонии. Для него были характерны демонстратив­ность, эмоциональная неустойчивость, возбудимость, конфликтность, склонность к агрессивному реагированию, недостаточный волевой контроль своего поведения, стремление к ярким внешним впечатле­ниям при слабой переносимости формальных рамок, а также высокая слабоорганизованная активность, сочетающаяся со склонностью к реализации не до конца взвешенных решений, с зависимостью как от внешних обстоятельств, так и собственных непосредственных побуждений. Тенденция к самовзвинчиванию сочеталась с труднос­тями нахождения конструктивных путей разрешения конфликтов и проблем, особенно в субъективно значимых и эмоционально на­сыщенных ситуациях.

В интеллектуальной сфере выявлялась способность подэкс­пертного проводить мыслительные операции на категориальном и функциональном уровне с опорой на существенные, практически значимые свойства объектов. Вместе с тем наблюдались элементы эмоциональной логики, некоторые трудности опосредования, склон­ность привносить в экспериментальный материал субъективные эмоционально насыщенные трактовки. Обнаруживались колебания внимания и умственной работоспособности, без признаков утомляемо­сти. Мнестические процессы были без существенных нарушений.

Данные анамнеза, анализ материалов уголовного дела и настоящего комплексного психолого-психиатрического обсле­дования позволяют заключить, что у подэкспертного обнару­живается психическое расстройство (“Смешанное расстройство личности” (F61.0, по МКБ-10). Об этом свидетельствует то, что у подэкспертного с раннего возраста отмечались задерж­ка речевого развития, выраженные нарушения поведения, что в итоге сделало невозможным обучение в коллективе сверстников, В препубертатном (до 12 лет) и пубертатном пе­риодах, протекающих с признаками личностной психической незрелости (поверхностность и категоричность суждений, преимущественно развлекательная направленность интересов и увлечений), наряду с проявлениями неспецифических под­ростковых реакций (протеста, отказа, оппозиции) проявились такие патохарактерологические черты, как демонстративность, неустойчивость эмоций и поведения, раздражительность, возбудимость, конфликтность, стремление к ярким внешним впечатлениям при слабой переносимости формальных рамок, зависимость как от внешних обстоятельств, так и от собствен­ных непосредственных побуждений, в совокупности ведущих к совершению импульсивных, в том числе гетеро- и аутоагрес­сивных действий, с постепенным формированием личностной патологии но смешанному типу.

Указанное диагностическое заключение подтверждается также и результатами настояще­го комплексного психолого-психиатрического обследования, выявившего у подэкспертного индивидуально-психологические особенности в виде недостаточной дифференцированности и поверхностной самооценки и внешних оценок, категоричнос­ти суждений, эмоциональной неустойчивости, возбудимости, конфликтности, тенденции к самовзвинчиванию и агрес­сивному реагированию при склонности к реализации не до конца взвешенных решений, с зависимостью как от внешних обстоятельств, так и от собственных непосредственных побуж­дений, недостаточного волевого контроля своего поведения, трудностей нахождения конструктивных путей разрешения конфликтов и проблем, особенно в субъективно значимых и эмоционально насыщенных ситуациях.

При совершении правонарушения Л., в силу имеюще­гося у него психического расстройства, свойственных ему индивидуально-психологических и особенностей интеллекту­альной сферы (элементы эмоциональной логики, некоторые трудности опосредования, склонность к продуцированию субъективных эмоционально насыщенных трактовок), не анализировал ситуацию целостно, не прогнозировал, следова­тельно, и недооценивал ее реальных последствий (нанесение физического ущерба потерпевшей, возбуждение уголовного дела). Поведение Л, носило непосредственный и импульсивный характер, действия были во многом ситуационно обусловлен­ными и непоследовательным. Так, нанеся удары потерпевшей, Л. затем пошел провожать ее до дома, признавался ей в люб­ви. Понимание противоправности своих действий наступило позже, когда приехали сотрудники полиции.

Таким образом, Л. во время совершения инкриминируемого ему деяния не в полной мере осознавал фактический характер и общественную опасность своих действий и руководил ими (ч.1 ст.22 УК РФ).