ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА

О специфике диагностики уголовно релевантного аффекта у подростков

А.Л. Федонкина, Н.Л. Александрова, Е.Ю. Шкитырь

 

В ряде работ указывается, что у подростков в большинстве случаев аффект протекает по кумулятивному типу, в рамках реакции на длительное психотравмирующее воздействие, как правило, в условиях семьи (Андреева Е.С., Голуб С.В., Дозорцева Е.Г. и соавт., 2013). У несовершеннолетних отмечается специфичность течения эмоциональных реакций. Так, кульминация аффекта в основном проходит в скорме дезорганизации деятельности, физическая и психическая астения отмечается в отдаленный, после деликта, период либо не фиксируется вовсе.

Для иллюстрации сказанного приводим следующий случай.

Подэкспертный С.. 16 лет, обвиняется в убийстве Г. Из материа­лов уголовного дела, медицинской документации и со слов подэкс­пертного известно следующее. Родился в Таджикистане, в полной семье, сведений о наследственной отягощенности психическими за­болеваниями. раннем развитии подэкспертного в материалах уго­ловного дела нет. Известно, что подэкспертный посещал детские дошкольные учреждения. В трехлетием возрасте С. упал и сильно ударился головой, после чего стал терять сознание, падать в обморок, обследовавший его врач порекомендовал прием фенобарбитала. В 13-летнем возрасте С. упал с дерева и сломал руку.

Из показаний С.   известно, что он окончил 4 класса школы в Таджикистане, в России продолжил обучение в 5-ом классе, но был отчислен из-за отсутствия регистрации. Согласно школьной характеристике. С. в школе учил­ся хорошо, был уравновешенным, спокойным, пользовался автори­тетом, любил читать, посещал спортивные секции, был участником районных спортивных соревнований. С соседями по месту жительства не конфликтовал. Активно участвовал в общественных мероприя­тиях. Согласно характеристике из культурно-досугового центра, С. показал себя с хорошей стороны, занимался уроками танцев, был капитаном спортивных игр. По характеру С. был спокойным, от­зывчивым, никогда никому не грубил. В сельскую администрацию жалоб и заявлений на его поведение не поступало. Жители села в показаниях отмечали, что С. был веселым, радостным, спокойным, “мальчик-солнце”, всем всегда помогал. Согласно показаниям ма­тери С., после переезда в Россию они с отцом С. разошлись, после- чего она стала проживать с другим мужчиной — Г. Подэкспертный на учете в НД, ПНД не состоит. Ранее к уголовной и администра­тивной ответственности не привлекался. Как следует из материалов уголовного дела, С. в ходе ссоры нанес Г. ножом удар в область гру­ди, причинив колото-резаное проникающее ранение груди слева с повреждением сердца и внутренней грудной артерии. Г. был госпи­тализирован в больницу, где через несколько дней скончался. Из объяснения С. следует, что в день случившегося, утром, он поехал на встречу с клиентом Г., которому Г. должен был отремонтировать машину, но не сделал этого, поэтому С. вез клиенту деньги. Клиент заявил, что это не все деньги, которые ему должен Г., и велел отдать ключи от гаража, что С. и сделал. Около 18 часов он находился воз­ле магазина на железнодорожной станции, к нему на автомобиле подъехал отчим, стал на него кричать, высказывал угрозы физиче­ской расправы, был возмущен тем, что С. отдал ключи от гаража клиенту. Также сказал, чтобы С. садился в автомобиль, а когда он отказался, отчим резко развернулся и “специально проехал по его левой ноге”. Показал, что после случившегося весь вечер гулял на улице, так как боялся идти домой. Ближе к вечеру, около 20 часов, ол зашел домой, собрал все свои вещи, чтобы уехать в другой город, к своему отцу, ио не успел на электричку, вернулся домой. Примерно через 10 минут пришел Г., который стал выгонять его из дома, тре­бовал, чтобы С. собирал вещи и уходил. Также Г. кричал, что за себя не отвечает и сейчас может с ним расправиться. Мать успокаивала отчима, говорила, что завтра они все уедут. Затем мать приготовила ужин, Г. ел в комнате, при этом попрекал пасынка едой, говорил, что содержит его, что он ест его хлеб. С. есть не стал, потому что его ‘’обидели слова Г.”. Показал, что Г. во время разговора вертел “нож- бабочку”. говорил, что перережет горло любому, кто войдет в квар­тиру. Г. говорил, что С. ему больше никто, что он виноват в том, что Г. подрался сегодня с клиентом. Говорил он это на повышенных тонах, используя нецензурные выражения. Также Г. сказал, чтобы он ушел в свою комнату и больше не выходил оттуда. С. отметил, что в тот момент подумал, что если сейчас ляжет спать, то Г. может с ним что-то сделать, он “реально воспринимал слова7’ Г. и боялся, что он его убьет, боялся лечь спать, так как думал, что отчим может прийти к нему ночью и зарезать. Показал, что “не хотел так больше жить, так как устал все время бояться Г.”. Сообщил, что попросил разрешения пройти к окну, чтобы взять зарядку для телефона, от­чим разрешил. С. показал, что. подойдя к окну, он взял нож, подошел сзади к Г. и нанес ему удар. Показал, что вместе с матерью оказывал помощь Г., положил его на диван, принес воды. Также в показаниях С. отметил, что Г. на протяжении длительного времени ежедневно ругался с матерью, применял в отношении нее физическую силу. Это происходило на его глазах, он пытался защищать мать, но отчим ругался и с ним, мог ударить. Согласно показаниям матери С., в день случившегося Г. звонил сыну, кричал, что убьет его, если тот приедет без ключей от гаража. Вечером сын вернулся домой, Г. дома не было, затем Г. пришел и сказал, чтобы сын уходил из дома, но она сказала, что они подождут до утра и уедут вместе. После ужина Г. продолжил ругаться с С., попрекал сына едой. В руках у Г. в это время был нож, который он крутил. Показала, что все это время сын ходил по комнате туда-сюда, “нервничал”. Затем С. ушел в комнату, ужинать не стал. Отмечала, что она ушла на кухню, затем услыша­ла крик Г., когда она вошла, то увидела, что Г. держится руками за грудь, заметила у него кровь. Из показаний одной из жительниц села К. следует, что С. рассказывал ей, что отчим его ругает, изби­вает мать. С. ежедневно подвергался издевательствам со стороны Г. В день случившегося она видела, что Г. кричал на С., угрожал убий­ством, после чего С. был хмурым и боялся идти домой. Свидетель Л. (жительница села) показала, что Г. постоянно избивал мать С., плохо относился к пасынку, несколько раз его беспричинно избивал, выгонял из дома, говорил, что прирежет его, неоднократно С. ноче­вал у нее дома. Во время амбулаторного судебно-психиатрического освидетельствования С. диагностические и экспертные вопросы решены не были. Во время стационарного комплексного психолого­-психиатрического освидетельствования комиссия пришла к заклю­чению, что “С. каким-либо психическим расстройством не страдал и не страдает… Психолог-эксперт пришел к выводу, что в момент совершения правонарушения у С. отмечалось кумулятивное нако­пление эмоциональной напряженности, возникшее вследствие длительной психотравмирующей ситуации, однако эмоциональное состояние не достигло характера физиологического или кумулятив­ного аффекта, о чем свидетельствует отсутствие субъективной вне­запности кульминации эмоционального напряжения, взрывного характера эмоций, невыраженность частичного сужения сознания с фрагментарностью восприятия, отсутствие всех значимых при­знаков нарушений произвольной регуляции деятельности, невы­раженность признаков третьей фазы – отсутствие физической и психической астении…”.

При настоящем обследовании в ФГБУ “ФМИ1ЩН им. В.П. Сербского” Минздрава России выявлено сле­дующее.

Психическое состояние.

Подэкспертный выглядит мо­ложе своего паспортного возраста. Внешне опрятен. Правильно ориентирован в месте, времени, собственной личности. Цель экс­пертизы поясняет правильно: ‘’определить, психически здоровый или нет”. Себя считает психически здоровым. Доступен продуктив­ному контакту. На вопросы отвечает по существу, в плане заданно­го. достаточно подробно, при затрагивании эмоционально значимых для него тем (внутрисемейные отношения, судебно-следственная ситуация) фон настроения заметно снижается, на глазах появляют­ся слезы. Голос громкий, эмоционально окрашенный. Жалоб на состояние здоровья активно не предъявляет, отмечает, что его пе­риодически беспокоят головные боли, которые проходят самостоя­тельно. Анамнестические сведения излагает достаточно подробно, хронологически последовательно. Отмечает, что до 1-го класса про­живал и учился в Таджикистане, затем вместе с матерью и братом переехал к отцу в Россию, говорит, что первоначально после пере­езда родители проживали вместе, но затем мать разошлась с его родным отцом н стала проживать с Г. Рассказывая о сложившейся внутрисемейной ситуации, заметно расстраивается, опускает голову, на глазах появляются слезы. С теплотой и любовью рассказывает о своей матери, в то же время с некоторым упреком говорит о том, что мать сама виновата, что не ушла от отчима. Отмечает, что сначала у них все было хорошо, отношения были “нормальными”, но затем отчим стал употреблять алкоголь, пил все чаще и в больших коли­чествах, а после того, как мать родила ребенка, Г. стал поднимать на нее руку, всячески оскорблял, считал ее недостойной, ревновал. Говорит, что мать периодически убегала из дома, пряталась, где придется, иногда возвращалась сама или отчим ее находил и силой приводил домой. Такое случалось все чаще, отмечает, что пытался защищать мать, но в то же время очень боялся Г., к тому же тот был явно сильнее. Сообщает, что отчим стал избивать и его (подэксперт­ного) за любую провинность, давал ему пощечину, мог сильно избить, наносил удары кулаками по ребрам, иногда по всему по телу. С обидой говорит о том, что отчим не давал ему возможности учиться в школе, ссылаясь на то, что у него нет регистрации, пытался выдать его (подэкспертного) за девятиклассника, чтобы он скорее получил диплом и стал работать только на отчима. Описывает, что отчим не давал ему встречаться с друзьями, у всех на глазах вытаскивал его из секции по танцам, оскорбительно называл “петухом”, унижал. Говорит, что жители села были в курсе этой ситуации, но особенно никто не мог помочь, даже полиция не вмешивалась: “они просто не приезжали па вызовы”. Показывает, что в связи с таким отношени­ем Г. он со своим братом переехал жить к отцу, там они могли чув­ствовать себя в безопасности, однако он (подэкспертный) постоянно переживал за мать, думал о том, как она там одна с Г., считал себя ответственным за нее. Мать же, в свою очередь, ему неоднократно звонила, рассказывала о том, что Г. все также ее избивает, он (под­экспертный) несколько раз приезжал к ней, уговаривал ее поехать с ним. Рассказывает, что так продолжалось несколько лет, в течение которых мать родила от отчима двоих детей, а третьего ребенка она потеряла при очередном конфликте с отчимом, когда тот ее сильно избил, а потом не давал ей возможности, несмотря на кровотечение, обратиться в больницу. Неохотно рассказывает, что ему пришлось вернуться к матери, по настойчивому требованию ее и отчима, од­нако ситуация никак не изменилась, отчим все так же был жесток, избивал мать, пил, поднимал руку на него самого (подэкспертного). В день инкриминируемого ему деяния отчим отослал его к одному из своих клиентов, чтобы вернуть деньги, так как обещанный от­чимом ремонт машины не был сделан, клиент забрал и деньги, и ключи от гаража. Когда отчим узнал о случившемся, он очень разо­злился. орал на него во время телефонного разговора, говорил, что он (подэкспертный) может больше не возвращаться домой. Говорит, что пытался позвонить какому-то полицейскому, рассказать о си­туации, но помощи так и не получил, однако по телефону отчиму сказал, что приедет домой с полицией. Отмечает, что на улице уви­дел отчима и мать в машине, тот в порыве злости “проехался по его (подэкспертного) ногам”. Говорит, что пытался уехать в тот вечер на электричке, но так и не смог, потому что в последний момент по­думал о матери, как опа останется одна с отчимом. Сообщает, что вернулся в квартиру отчима и матери, чтобы попрощаться. Отчима в квартире не было, но уже через 5 минут он пришел. Был в состоя­нии алкогольного опьянения, злой, кричал, “сыпал матом”, стал наносить ему удары, бил его на этот раз еще более жестоко, чем обычно. Кричал, что он (подэкспертный) виновен в том. что его (Г.) в тот день побили, выгонял его из дома. Отмечает, что в страхе убе­жал в свою комнату, был в полном ужасе от происходящего, сидел в напряжении на диване, в голове крутились страшные мысли, вспо­минал все плохие события, происходившие ранее между ним и от­чимом, “был тол из воспоминаний: о том, как отчим с ним поступал, что про него говорили другие люди, как они его презирали, нена­видели”. Говорит, что не смог притронуться к еде из-за страха и еще из-за того, что отчим стал попрекать его куском хлеба, говорил, что он (подэкспертный) “не достоин есть, не заработал на еду”, было “очень обидно”. Вспоминает* как отчим достал свой нож-бабочку и крутил его в руках, несколько раз повторял, что тому, кто зайдет в дом, он “перережет глотку”. Описывает, что, оставшись наедине, вспоминал свою жизнь, при этом чувствовал потребность во сне, но “страх не покидал голову”, боялся лечь спать, потому что думал о том. что может просто не проснуться утром, боялся за мать, чувство­вал за нее ответственность, слова отчима воспринимал всерьез, считал, что до утра ему “не выжить”. Говорит, что с каждой минутой на него все больше накатывал страх, вспоминались обиды. В этот момент пришло полное осознание того, что с отчимом, как у всей семьи, так и у него самого нет будущего, нет жизни (он их всех убьет). Отмечает, что в этих мыслях и страхе с приливами злости в темноте комнаты прошла целая вечность, было ощущение, что от него остал­ся только страх, сердце “колыхалось” внутри, дрожь била тело, утирал пот со лба. Рассказывает, что злость и страх его подняли с дивана. Вдруг понял, что нужно что-то срочно делать. Решил, что отчима нужно “немного порезать, в ногу или руку”, чтобы его за­брали в больницу, а потом и в тюрьму, чтобы отчим страдал так же, как страдали его семья, мать, в тот момент “другого выхода не видел”. Для этого взял в коридоре нож из тайника отчима. Прежде чем зай­ти в комнату отчима, спросил у него разрешения, чтобы взять за­рядку от телефона, лежащую на окне. Помнит, что. подойдя к окну, он сначала посмотрел в окно, “вроде как-то долго стоял”, смотрел на отчима, хотел уйти, “одолевали сомнения’. но тут услышал его голос: “Давай быстрее’.”, отмечает, что вздрогнул от звуков его громкого и злого голоса. Тогда он закрыл глаза и ударил отчима, не целясь, резко отправил руку куда-то в тело отчима, но ничего не почувство­вал, не понял, вошел ли нож в тело, никаких звуков, шороха, крика не слышал, от ужаса просто не смотрел на него. Отмечает, что после того, как замахнулся на отчима, ноги от страха сами понесли его к двери. Выскочил в коридор, а затем в подъезд как будто “полуослепший, плохо различал, куда бежит”, было “как во сне, все темно”. Очнулся на улице, от холода асфальта, понял, что босой, в свете фонаря разглядел кровь на ноже. Не помнит, точно ли у него с собой был мобильный телефон или затем поднялся за ним, но помнит, что сам вызывал “скорую”, был в панике, перепутал адрес, дал не тот номер дома. Вернувшись в квартиру, увидел отчима, которому ста­новилось все хуже, со слезами описывает, что читал над ним молит­ву, еще несколько раз звонил в “скорую”, кричал на них, пытался подогнать машину отчима к подъезду, но не смог его (отчима) под­нять с дивана, уже злился на себя от бессилия. Показал, что маши­нально продолжал ходить с ножом, только потом завернул его в пакетик и спрятал в куртку. Утверждает, что в процессе всего про­исходящего чувствовал сильный голод и усталость, очень хотелось спать. Подэкспертный верно ориентирован в судебно-следственной ситуации, знает статью УК РФ, по которой его привлекают к уголов­ной ответственности, свой процессуальный статус, срок возможного наказания. В отделении Центра режим не нарушает, конфликтных ситуаций не создает. Занимает себя чтением книг, настольными играми, просмотром телепередач и общением с другими подэксперт­ными. Запас общеобразовательных знаний и представлений соот­ветствует полученному образованию и жизненному опыту. Мышление последовательное. Эмоциональные проявления живые, выразитель­ные. Продуктивной психопатологической симптоматики (бред, галлюцинации и пр.) нет. Критика к своему состоянию и сложив­шейся ситуации сохранена. 11ри экспериментально-психологическом исследовании на первый план выступают индивидуально-психоло­гические особенности подэкспертного. На фоне особенностей акту­ального состояния подэкспертного в виде повышенного уровня психического напряжения и тревоги, обеспокоенности собственным будущим выявляются слабо дифференцированная, несколько кон­фликтная самооценка, просоциальная ориентация, стремление придерживаться социально одобряемых форм поведения, к контро­лю собственных поведенческих проявлений в сочетании с отсутстви­ем стремления к отстаиванию собственных интересов, тенденциями к избеганию конфликтов, некоторой пассивностью, отсутствием склонности к открытым агрессивным реакциям и виешнеобвиияющим формам реагирования. Отмечаются склонность к фиксации на негативных переживаниях наряду с тенденциями к отказу от ин­теллектуальной переработки информации о травмирующих собы­тиях с помощью построения субъективно позитивных образов, к вытеснению отрицательных переживаний. В субъективно значимых и эмоционально насыщенных ситуациях выявляется склонность к дезорганизации деятельности при трудностях конструктивного раз­решения проблем, относительно узком репертуаре поведенческих стратегий, некоторых трудностях прогноза последствий собственных действий и адекватной оценки внешних обстоятельств. Потребность в принятии и понимании со стороны значимого окружения, ориен­тация на мнение референтной группы сочетаются с чувствительно­стью к внешним воздействиям, ранимостью, сензитивностью. В сфере семейных отношений отмечаются конфликтное и противоре­чивое отношение к отчиму, в целом положительное отношение к матери. При исследовании интеллектуальной сферы выявляется способность подэкспертного выполнять мыслительные операции на понятийном и функциональном уровне с опорой на значимые свой­ства объектов, осуществлять опосредование, устанавливать причинно- следственные связи, передавать условный смысл на несложном материале. Ассоциативные образы соответствуют по смыслу предъ­явленным стимулам, преимущественно конкретны, эмоционально окрашены, содержат проекцию актуальных переживаний подэк­спертного, при вербальном ассоциировании отмечаются увеличение времени реагирования и понижение семантического уровня ответов на эмоционально нагруженные и абстрактные стимулы. Мнестические способности достаточны. Вместе с тем в отдельных случаях подэкспертный опирается на наглядные, поверхностные признаки объектов. Отмечаются нерезко выраженные колебания внимания, некоторая утомляемость к концу исследования, наблюдаются некото­рые трудности врабатываемости.

Психологический анализ результатов экспериментально­-психологического исследования, анамнестических сведений и материалов уголовного дела, данных направленной беседы с С. относительно динамики ситуации, предшествующей ин­криминируемому ему деянию, а также во время и после его совершения, позволяет сделать вывод о том, что в момент со­вершения общественно опасных действий С. находился в со­стоянии аффекта.

Данное состояние возникло на фоне дли­тельной психотравмирующей семейной ситуации. Потерпевший Г. систематически наносил побои С. и его матери, высказывал в их адрес оскорбления и угрозы. У С. с потерпевшим Г. сло­жились конфликтные отношения. Потерпевший Г. насильно заставлял его работать, заниматься ремонтом домов, затем машин, кричал на него, был категорически против, чтобы он общался с родным отцом. На протяжении трех месяцев, пока С. жил вместе с матерью и отчимом, Г. ежедневно ругался с матерью, применял в отношении нее физическую силу, со слов С., для того чтобы у матери не оставались на теле синяки, кидал в нее “всем, что попадалось под руку”. Это происходило на глазах С., он пытался защитить свою мать, и потерпевший Г. ругал его, мог ударить его по лицу. С. описывает случай, когда он поссорился с потерпевшим Г., уехал в другой город, а приехав обратно, увидел, что все его вещи “порезаны”, за­метил порезы у матери на руках.

Потерпевший Г. системати­чески высказывал оскорбления в адрес С., .узнав, что он за­нимается танцами, “при всех’7 назвал его “петухом’7, со слов С., ему было “очень стыдно, обидно”. С. сообщает, что боялся за мать, когда Г. высказывал в его адрес оскорбления или на­носил побои, уходил из дома, “старался не доводить ситуацию до такого”. Когда происходили конфликты с Г., С. старался “не отвечать”, “уйти из дома”. Отмечает, что свои переживания держал в себе, не всем делился с друзьями, так как было “стыдно’7. Данные обстоятельства приводили к дальнейшему усилению психического напряжения.

Кроме того, накоплению эмоционального напряжения способствовали и индивидуально­-психологические особенности С. в виде отсутствия стремления к отстаиванию собственных интересов, тенденций к избеганию конфликтов, некоторой пассивности, отсутствия склонности к открытым агрессивным реакциям и внешнеобвиняющим фор­мам реагирования, склонности к фиксации па негативных переживаниях, к дезорганизации деятельности в субъективно значимых и эмоционально насыщенных ситуациях при труд­ностях конструктивного разрешения проблем, относительно узкий репертуар поведенческих стратегий, некоторые труд­ности прогноза последствий собственных действий и адекват­ной оценки внешних обстоятельств, чувствительность к внеш­ним воздействиям, ранимость, сензитивность.

В день совер­шения С. общественно опасных действий утром у него произо­шел конфликт с Г. Со слов С., по просьбе Г. он должен был отдать деньги клиенту, однако клиент забрал ключи. После этого С. позвонил Г., который стал “материться”, ругаться, кричал, что убьет его. если он приедет без ключей. С. поясня­ет, что хотел вернуться домой с полицией, однако вспомнил, что ранее вызывал полицию домой, и они не приезжали, но отчиму сказал, что полицию вызвал. Когда С. приехал в по­селок. встретил Г., который предложил ему “сесть в машину и поговорить”, он отказался, тогда Г. “проехал машиной по ногам”, после чего позвонил ему и сказал, что от него “отказа­лась мать”, чтобы он “убирался из квартиры”. С. попытался разрешить конфликте помощью привычных для пего способов поведения в проблемных ситуациях, путем избегания кон­фликта. Так. он рассказывает, что собрал вещи и хотел уехать в другой город, было чувство обиды, злости, однако опоздал на электричку, решил встретиться с друзьями и уехать утром. Категорически отрицает употребление алкогольных напитков и иных ПАВ. После посещения друзей зашел домой, чтобы попрощаться с матерью, так как увидел, что машины Г. возле дома пет. Однако уйти не успел, так как через некоторое вре­мя Г. зашел в квартиру. Г. начал “орать”, выгонять С. из дома, мать С. сказала, что с утра они уедут вместе. Когда мать при­несла ужин, С. не стал есть, так как потерпевший сказал, что он “не заработал на ужин”, поясняет, что эти слова показались обидными. После ужина Г. продолжил “скандалить”, говорил, что его избили из-за С., держал в руках нож и пояснял, что “перережет глотку” первому, кто войдет в квартиру.

Указанные действия потерпевшего способствовали нарастанию у С. эмо­ционального напряжения, сопровождающегося ощущением субъективной безвыходности ситуации. Он пошел в свою ком­нату, думал о том, что ему никто не может помочь, ни полиция, ни друзья, ни родственники, думал, что, если уедет в другой город, мать останется в опасности, считал, что его “долг” за­щитить мать. С. отмечает, что было очень страшно, боялся за свою жизнь и за мать, при этом был “злой” на потерпевшего. На то, что угрозы Г. С. воспринимал как реальные, указывают следующие обстоятельства: он боялся ложиться спать, так как потерпевший ночью “мог что-то сделать”, ощущал амбивалент­ные чувства, описывает, что одновременно были злость и страх, сопровождающиеся растерянностью, “не знал, что делать”. Это привело к тому, что С. пытался прибегнуть к неадекватному способу разрешения ситуации, рассказывает, что решил “не сильно” порезать потерпевшего, “немного руку или ногу за­деть”, поясняет, что мать вызвала бы “скорую” и, пока Г. на­ходился в больнице, они написали бы заявление в полицию и отчима “посадили бы”. С этого момента у С. отмечаются при­знаки изменения восприятия и ориентации в окружающей действительности. Он вышел из комнаты, взял с полки нож, замечает, что хорошо знал, где он лежит, в коридоре было темно, поясняет, что ощущение было “странное, как во сне”, затем зашел в комнату, где потерпевший сидел па полу, облокотившись на диван, подошел к окну, сказав, что ищет за­рядку для телефона. Отмечалось изменение чувствительности, поясняет, что было очень страшно, “сердце билось, трясся”, думал, бить его или нет, становилось страшнее, чувствовал “холод ножа”, были “мурашки”. Когда потерпевший “опять начал ругаться”, С. воспринял его слова как реальную угрозу. Перечисленные обстоятельства, а также дефицит времени для принятия какого-либо решения (“не успел подумать”, “все само произошло”) обусловили развитие выраженного эмоциональ­ного состояния в форме аффекта. Об этом свидетельствует субъективно внезапный взрывной характер действий С. с на­несением глубокого (5 см) проникающего ранения Г.

В момент совершения общественно опасных действий у С. отмечались аффективное изменение восприятия (“почувствовал, что свет слишком яркий”, “ощущение было странное. как во сне”), суженность сознания с последующим частичным запамятовани­ем поступков (“кольнуло сердце”, когда ударил потерпевшего ножом, замечает, что каких-либо мыслей в момент удара не было, “не помню, куда бил”, “сотрясало всего просто”, момент удара, его локализацию описать не может, не помнит своих отпущений). В дальнейшем у С. отмечалось состояние расте­рянности. Со слов С., после того, как ударил потерпевшего ножом, сразу побежал, “ноги бежали сами”, “очухался” на улице, когда “чувствовал ногами колючий асфальт”, через некоторое время заметил, что он босой. В последующем от­мечалась аффективная дезорганизация поведения, сопрово­ждающаяся недостаточным осмыслением происшедшего. С. отмечает, что все было “туманно, мутно… как будто темнее”, когда увидел в руках “нож в крови”, не сразу понял, что про­изошло, подумал, что что-то случилось, но “не серьезно. … поцарапал его немного”. В дальнейшем не мог набрать номер “скорой”, “не понимал, куда нужно звонить”, а когда это по­лучилось, назвал неправильный адрес, отмечает, что “был в панике, трясло всего”. Войдя в квартиру, ходил с ножом, за­был. что он у него в руке, затем завернул нож в пакет и по­ложил в куртку, поясняет, что “все происходило как будто не со мной, не верил, что это случилось, …все делал как на авто­мате, не понимал, зачем, …мысли путались, …была слабость”. Внешне упорядоченная деятельность носила форму поведен­ческих клише. Рассказывает, что “скорая” долго не приезжала, начал “паниковать”, хотел “пригнать” машину отчима и от­везти его в больницу, но не смог поднять его, в руках откуда- то оказались ключи от машины, не помнил, как их взял. С. сообщает, что когда приехала полиция, рассказал, что произо­шло, говорить о произошедшем было сложно, относился ко всему “отстраненно”, отмечает, что чувствовал голод, после опроса “пошел есть”. Из объяснений свидетеля И., инспектора ПДН, “связную картину произошедшего С. не давал. При своих показаниях мальчик был не сосредоточен, приходилось задавать наводящие вопросы. Момента, как он оказался на лестничной площадке, С. не помнил. …он сидел с опущенной головой, руки лежали на коленях. Был очень подавлен, со­жалел о случившемся. Показания давал не скрывая, правда, четкой картины произошедшего нс было. С. помнил только тот момент, как он нанес удар и услышал, как Г. вскрикнул, как он сам оказался на лестничной площадке, он не помнит”. В дальнейшем дезорганизация деятельности сменилась со­стоянием физической и психической астении. Со слов С., после произошедшего “очень хотел спать”, поясняет, что после того, как его привезли в ИВС, сразу лег спать, “проспал до обеда”. Об аффективном характере состояния С. свидетельствует и несоответствие совершенных агрессивных действий личност­ным установкам и особенностям С., для которого характерны просоциальная ориентация, стремление придерживаться со­циально одобряемых форм поведения, к контролю собственных поведенческих проявлений в сочетании с тенденциями к из­беганию конфликтов, некоторой пассивностью, отсутствием стремления к отстаиванию собственных интересов, отсутстви­ем склонности к открытым агрессивным реакциям и внешне- обвиняющим формам реагирования.

Анализ указанного случая демонстрирует специфичность фаз течения эмоциональных реакций у подростков, что следует учитывать при производстве комплексных судебных психолого­-психиатрических экспертиз.