ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА

Сложности экспертизы лиц с синдромом зависимости от алкоголя в гражданских делах по признанию сделки недействительной

Е.В. Королева, А.Б. Рахманов, Е.В. Пашнин, Ю.О. Переправина

В настоящее время проводится дифференцированный анализ судебно-психиатрических экспертиз в зависимости от сложности и трудозатратности, при этом уточнение и объ­ективизация категории “сложность” имеют большое значение для оптимизации методологии судебно-психиатрических экс­пертиз (Королева Е.В., Макушкин Е.В., 2016; Потемкин Б.Е., Ткаченко А.А., 2016).

Одной из трудозатратных и сложных является экспертиза лиц с синдромом зависимости от алкоголя при определении их несделкоспособности. При этом большое количество гражданских споров, в которых интересы лиц с синдромом зависимости ущемляются, обусловлено выражен­ными и полиморфными медико-биологическими проблема­ми, а также социальными последствиями злоупотребления психоактивными веществами. Принципиальная трудность экспертизы в таких случаях связана с недостаточностью объ­ективных данных, необходимостью ретроспективного анализа состояния лица в отдаленный временной интервал, личност­ными характеристиками лица с анозогнозией, склонностью ис­кажать факты.

Большую сложность представляет определение мотивации сделки, поскольку профессиональные и социальные трудности и материальные проблемы могут быть обусловлены не столько психопатологическими проявлениями, сколько личностью больного. При вынесении экспертного решения важным становится определение как стадии зависимости, так и характера и глубины когнитивных нарушений, волевых расстройств в виде перестройки мотивационной сферы, где на место разрушающейся смысловой иерархии встает новая аномальная иерархия, и алкоголь становится ведущим фак­тором, определяющим личностную ориентацию (Сурнов К.Г., 1982; Братусь Б.С, 1988; Альтшулер В.Б., 1994; Шаклеин К.Н., 1999; Харитонова Н.К., Королева Е.В., 2008). В соответствии с мнением М.Е. Бурно (2013), с личностным преморбидом тесно связаны особенности течения и прогноз синдрома зависимости от алкоголя, исследование патохарактерологических особен­ностей лица может выходить на первый план при вынесении экспертного решения. В качестве примера сложной экспертизы может быть приведено следующее наблюдение.

К.. 1976 г.р., проходил стационарную комплексную судебную психолого-психиатрическую экспертизу в Центре имени В.П. Серб­ского в качестве истца по гражданскому делу о признании договора дарения недействительным. Известно, что его мать злоупотребляла алкоголем, “пила запоями”. К. окончил 10 классов общеобразова­тельной школы, сельскохозяйственную академию, в период обучения проходил службу в армии, в последующем занимался коммерческой деятельностью. Впервые попробовал алкоголь в 7-ом классе, во вре­мя учебы и службы в армии периодически выпивал по 250 мл креп­кого алкоголя. С 1991 г. употребление спиртного приобрело запойный характер, толерантность возросла до 1,0 литра водки, сформировал­ся абстинентный синдром. Защитный рвотный рефлекс, количест­венный и ситуационный контроль были утрачены, употреблял суррогаты, в период запоев влечение к алкоголю носило неодолимый характер. В 1994 г. он познакомился с Р., стал поддерживать с ней близкие отношения, под ее влиянием стал чаще употреблять алко­голь. Начиная с 2002—2003 гг., неоднократно проходил дезиптоксикациониую терапию, в медицинской документации указано, что пьянство носило запойный характер, влечение к алкоголю было компульсивным, без “борьбы мотивов”, амнезировал моменты опья­нения, возникали галлюцинации, сократились светлые промежутки .между запоями. С 2004 г. стал встречаться с И., в августе 2005 г. оформили брак, в то же время, по настоянию Р. продолжал поддер­живать с ней отношения, общался с ее детьми. Из медицинской документации следует, что с августа 2005 г. родственники стали замечать странности в поведении К: в период запоев у него заметно снижалась память на текущие события, иногда переставал ориен­тироваться за пределами дома, в состоянии алкогольного опьянения К. «становился вообще невменяемый”. Из медицинской документа­ции известно, что с 01 по 04.09.2005 г. К. на дому проводилась дез- интоксикационная терапия по поводу длительного запоя, был пос­тавлен диагноз: “Тяжелый запой с эпизодами психоза на фоне по­хмелья’. При осмотре наркологом К. предъявлял жалобы на плохое самочувствие, разбитость, головную боль, головокружение, тошноту, тяжесть в области сердца, озноб, жажду. Врач отметил, что у К. были раздражительность, бессонница, снижение настроения, провалы в памяти. Несмотря на проводимую терапию, в том числе и психотроп­ными препаратами, К. продолжал употреблять алкоголь. С 29.09 по 10.10.2005 г. вновь лечился амбулаторно, в том числе и психотроп­ными препаратами, с диагнозом «Тяжелый запой. Расстройство личности вследствие алкогольной зависимости III стадии со сниже­нием критического контроля своего поведения, умеренным сниже­нием памяти”. Как следует из материалов гражданского дела, 06.10.2005 г. был заключен договор дарения, согласно которому К. передал безвозмездно сыну Р. земельный участок и жилой дом с пристройками, который являлся единственным жильем К. Из мате­риалов уголовного дела по ч.1 ст. 116 УК РФ известно, что 07.10.2005 г. К. навещал в больнице жену, которая находилась в отделении па­тологии беременности, и знал, что она будет в этот день выписана. Вечером того же дня он вместе с Р. был на концерте в цирке, в даль­нейшем его жена вместе со своими родителями встретила их на улице, между ними произошел конфликт с нанесением побоев. Будучи неоднократно допрошенным поданному факту сотрудника­ми полиции в качестве свидетеля, в период с 07 по 15.10.2005 г. К. давал непоследовательные, противоречивые показания, отрицал очевидные факты, не скрывал, что длительное время злоупотреблял алкоголем и забывал события в состоянии алкогольного опьянения. В частности, заявил, что не помнит, заключал ли он брак с Н., так как “был тогда с похмелья”. В судебном заседании от 19.12.2006 г. была допрошена подсудимая Н., которая сообщила, что 07.10.2005 г. она была выписана из больницы, где находилась “на сохранении ‘’, К. отказался ее встретить, ссылался на занятость. Сообщила также, что вечером того же дня вместе со своими родителями она случайно увидела своего мужа вместе с Р.. и после этого произошел конфликт. 29.06.2006 г. Н. обратилась в суд с исковым заявлением к К. о раз­деле совместно нажитого имущества. Указывала, что с июня 2006 г. в семье начался разлад, причиной которого явилось вторжение в дела семьи знакомой мужа — Р., которая распространяла про Н. сплетни, наговаривала про нее К., и он, находясь под воздействием ее измышлений, склонен больше верить ей, а не фактам. С 18.02 по 20.03.2006 г. К. находился на лечении в наркологическом отделении с диагнозом: «Синдром зависимости от алкоголя II ст., абстинентный синдром, алкогольная болезнь печени». В медицинской карте ука­зано, что у К. были запои продолжительностью 14 дней, самостоя­тельно прекратить употребление спиртного не мог. Во время запоя беспокоили общая слабость, недомогание, головная боль, неодолимое влечение к спиртному, бессонница, принятие алкоголя в небольших количествах приносило временное облегчение, затем самочувствие вновь ухудшалось. При поступлении были выявлены признаки алкогольной полинейропатии. При описании психического состояния указано, что больной был несколько тревожен, суетлив, эмоциональ­но лабилен, отмечалось неодолимое влечение к алкоголю. Держался без учета ситуации и чувства дистанции, был неточно ориентирован во времени. Мышление было непоследовательное, ускоренное, вни­мание неустойчивое, критического отношения к своему болезненно­му состоянию и поведению не было. В последующем, в период 2006—2008 гг. К. несколько раз лечился в наркологическом отделении с диагнозом «Расстройство личности и поведения, связанное с упо­треблением алкоголя, синдром зависимости от алкоголя II ст. Алкогольная болезнь печени, хронический алкогольный панкреатит, алкогольная полинейропатия». Госпитализациям предшествовали запои продолжительностью 7-14 дней, самостоятельно прекратить употребление спиртного не мог. В период запоев не ходил на работу, исчезал из дома, «ночевал в теплотрассах», во время одной из госпи­тализаций был найден употребляющим алкоголь в заброшенном доме с бомжами. На замечания со стороны родственников раздра­жался, отмечались аффективные вспышки, был агрессивен по от­ношению к семье, угрожал суицидом. При описании психического состояния отмечалось, что больной держался без чувства дистанции и учета ситуации. Был несколько тревожен, суетлив, эмоционально лабилен, охотно делился переживаниями. Ориентирован во време­ни неточно, мышление было непоследовательное, ускоренное, вни­мание неустойчивое, критического отношения к своему болезненно­му состоянию и поведению не было. На ЭЭГ наблюдались умеренные нарушения биоэлектрической активности головного мозга, с диф­фузной ирритацией коры, дисфункцией диэнцефальных структур. На КТ головного мозга обнаруживались признаки наружной гидро­цефалии. атрофические изменения в лобных долях. Неврологом был поставлен диагноз: “Дисметаболическая энцефалопатия II ст. с пи­рамидной симптоматикой, дисметаболическая полинейропатия». В сентябре 2010 г. К. было проведено активное противоалкогольное лечение, с этого времени он регулярно проходил противорецидивные курсы, алкоголь не употреблял. Ему поставлен диагноз: «Синдром зависимости от алкоголя II ст.” 21.06.2014 г. Р. обратилась в суд с исковым заявлением о выселении К. из спорного дома, без предо­ставления другого жилья. 10.03.2015 г. К. подал встречное исковое заявления К., в котором просил признать недействительным договор дарения от 06.10.2005 г., заключенный между ним и несовершенно­летним сыном Р. В обоснование своих требований К. указал, что заключение договора не соответствовало его действительной воле, он не имел намерения лишить себя права собственности на един­ственное жилье. Подчеркнул, что Р. знала о его злоупотреблении алкоголем и спаивала его, чтобы воспользоваться болезненным со­стоянием в корыстных целях. Отметил, что в момент совершения сделки 06.10.2005 г. не мог понимать значение своих действий и руководить ими по состоянию здоровья. В судебных заседаниях К. уточнил, что много выпил алкоголя в период, когда подписывал договор дарения дома, не помнит об этом, потому что был пьяный. Рассказал, что Р. с 2003 г. постоянно приезжала к нему, «спаивала”, высказывала в его адрес угрозы. В показаниях сын Р. отметил, что К. в 2004-2006 гг. работал, но просил, чтобы никакие документы, пока он в запое, не подписывались. Заявил, что К. имел намерение подарить ему дом. Ответчик Р. сообщила, что К. был способен от­давать отчет своим действиям, в запое в тот период не находился. Соседи К. в показаниях подчеркнули, что в сентябре 2005 г. тот на­ходился в запое, пил неделями, вел себя неадекватно, бегал стопо­ром по улице, иногда голый, выбрасывал из дома вещи, мебель, был «невменяемым”. Врач нарколог показал, что был лечащим врачом К.. 01.09.2005 г. приезжал по вызову К., застал его дома лежащим на диване, он был бледный, в беседу вступал после паузы. Также сообщил, что приезжал к К. па протяжении четырех дней, после чего его состояние стабилизировалось. В показаниях указано, что 29.09.2005 г. К. снова запил, нарколог вновь назначил дезинтоксикационную терапию, а также психотропные препараты, указал, что на 3-й—4-й день у К. было улучшение состояния. Знакомый К. по­казал. что в сентябре 2005 года тот приходил к нему, был с похмелья, просил выпить, заявлял, что рядом кто-то стоит, хотя там никого не было. Н. в показаниях отметила, что состояла в браке с К., причиной развода стало его пьянство. Отметила, что с середины сентября по 07 октября 2005 г. она находилась в больнице в связи с патологией беременности, К. периодически навещал ее в состоянии алкоголь­ного опьянения, был раздражительным, он был “опухший”, расска­зывал. что Р. приезжала ночью ‘»с бандитами» и “ломилась» в дверь его дома. 08.09.2015 г. в отношении К. была проведена амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза, которая дала диагностическое заключение о том, что в юридически значимый период К. обнару­живал признаки синдрома зависимости от алкоголя II стадии, од­нако взгляды членов комиссии на экспертное решение не совпадали, в связи с этим было оформлено экспертное заключение и «особое мнение к заключению». В обоснование данной позиции были при­ведены аргументы о противоречивости сведений в материалах гражданского дела, а также о том, что, несмотря на наличие указа­ний на длительное злоупотребление спиртным, наличие запойного пьянства с психотическими явлениями на фоне абстиненции в не­посредственной близости к интересующему суд периоду времени и наличие состояния тяжелого похмелья, имеются данные о том. что К. в период подписания договора дарения получал лечение нарко­лога, который отмечал улучшение его состояния. В “особом мнении к заключению» указано, что К. в период совершения договора даре­ния от 06.10.2005 г. мог понимать значение своих действий и руко­водить ими. Обосновывая свою точку зрения, эксперты отметили, что врачами наркологами указывались диагнозы, разные по тяжести и выраженности психических нарушений: “Расстройства личности вследствие алкогольной зависимости III стадии со снижением кри­тического контроля своего поведения, умеренного снижения памяти” в сентябре 2005 г.; “Синдром зависимости от алкоголя II ст.» в пери­од 2007-2010 гг. Также эксперты ссылались на то, что сведения в представленных медицинских документах о выраженности синдро­ма алкогольной зависимости и наличии нарушений психической деятельности вследствие злоупотребления алкоголем не нашли от­ражения в проведенном ими психолого-психиатрическом исследо­вании. У К. на момент проведения экспертизы отсутствовали специфические личностные изменения, аффективные нарушения, снижение интеллектуально-мнестических критических способностей, повысился уровень социально-трудовой адаптации. Кроме того, экс­перты обосновывали свою точку зрения аргументами о том. что 07.10.2005 г. К. был на концерте с Р. в цирке и в тот же день во вре­мя конфликта между ответчицей и его бывшей женой встал на за­щиту ответчицы, пытался предотвратить конфликт.

При обследовании в Центре было установлено, что у К. выяв­ляются признаки органического поражения головного мозга сме­танного генеза (сосудистого и интоксикационного). При описании психического состояния указано, что К. в беседу вступал неохотно, контакт носит формальный характер. Не всегда точно понимает смысл заданного вопроса, отвечает не всегда в плане заданного, после паузы. Анамнестические сведения сообщает неполно, не вы­деляя главного, детализировал малозначимые факты, в то же время о злоупотреблении алкоголем и ситуации гражданского дела говорил неохотно. Себя характеризует зависимым от мнения окружающих, неуверенным в себе, отмечает, что ему легче согласиться с другим человеком, чем принять собственное решение. О злоупотреблении алкоголем говорит неохотно, однако не скрывает, что у него были запои, в состоянии опьянения вел себя неадекватно, возникала не­мотивированная агрессия, забывал эти события. Рассказывает, что в 1995 г. он после запоя резко прекратил пить, после этого “была белая горячка, боялся уснуть, снились кошмары, казалось, что трехметровые люди играют мной в футбол”, “казалось, что к дому приехали машины, которых на самом деле не было”, “мерещились несуществующие люди”. Отмечает, что возникновению запоя пред­шествовало неодолимое влечение к алкоголю, не мог думать ни о чем другом, появлялась бессонница. К 2000 г. стал замечать, что количество алкоголя, необходимое для опьянения, снизилось до 0.5 л водки, частые абстинентные состояния стали более тяжелы­ми и продолжительными, проявлялись головной болью, тревогой, страхами, тошнотой, рвотой, в ночное время испытывал страхи, обманы восприятия. По поводу отношений с Р. рассказывает, что их “сосватал” его друг, он сразу подпал под ее влияние, боялся ее, находился от нее в зависимости, высказывает твердое убеждение, что Р. “’занимается черной магией”. Подчеркнул, что выполнял все ее требования несмотря на. то, что она плохо к нему относилась, проявляла большую материальную заинтересованность, угрожала ему, спаивала его. в том числе и некачественными алкогольными напитками. Рассказывает, что в конце 2003 г. отношения с Р. пре­кратились по ее инициативе, она в грубой форме сообщила ему, что стала сожительствовать с другим мужчиной. В 2004 г. познакомился с Н., в августе 2005 г. они оформили брак, но “тут как тут появилась Р. и снова стала меня спаивать». Говорит, что как только Р. возобновила с ним отношения, снова попал под ее влияние, Р. приезжала домой к ним с женой, привозила каких-то мужчин, они “ломились в дом”, угрожали им. Подчеркивает, что в целом понимал неблаговидный характер своих поступков, однако не мог разрешить эту ситуацию, под влиянием Р. вновь стал пить запоями, употреблял некачественные алкогольные напитки. О ситуации гражданского дела рассказывает неохотно, старался описать случившееся общими фразами, на воп­росы отвечает уклончиво либо старается подробно описывать несу­щественные детали. После повторных длительных бесед сообщил, что в сентябре-октябре 2005 г. у него были продолжительные запои, проявлявшиеся неодолимым влечением к алкоголю, выраженными абстинентными проявлениями с бессонницей, страхами, периоди­ческим ощущением, что в доме присутствует кто-то посторонний. Рассказал, что в период, когда его жена находилась на стационарном лечении в связи с патологией беременности, он совместно с Р. упо­треблял некачественные алкогольные напитки, пил в течение суток небольшими дозами, сон был прерывистым. Сообщает, что в период подписания договора, в начале октября 2005 г., по утрам вызывал на дом врача, который делал ему капельницы и давал медикаменты, в том числе транквилизаторы капельным путем, а по вечерам под влиянием Р. употреблял алкогольные напитки. В состоянии опья­нения становился вялым, безвольным, беспрекословно выполнял все требования Р.. неохотно отметил, что Р. могла использовать его «беспомощное состояние” для того, чтобы заставить подписать договор дарения, потому что сам момент подписания не помнит. Подчеркивает, что из-за того, что находился в состоянии запоя и под воздействием медикаментозных средств, он ‘не задумывался» о том, что теряет свое единственное жилье, что Р. сможет в любой момент выгнать его из дома и у него не останется места для проживания. Сообщает, что последующие события, в частности, конфликт между Р. и его родственниками, помнит плохо, но в то же время убежден, что не был с Р. на концерте и не пытался ее «защитить” в тот пери­од. Говорит, что весь тот период помнит смутно, не понимает, зачем встречал Р. после концерта, как произошел конфликт между Р. и его родственниками. Подчеркнул, что в настоящее время, после прекращения употребления алкоголя, его состояние улучшилось, он трудоустроен, состоит в браке. Отмечается некоторое снижение способности к концентрации и распределению внимания. Память несколько снижена на прошлые и текущие события. Мышление с элементами нецеленаправленности, вязкости, отмечаются элементы магического мышления, логика суждений не нарушена. Интеллект соответствует полученному образованию. Эмоциональные проявле­ния живые, неустойчивые, адекватные. Отмечаются волевые нару­шения в виде вялости, аспонтанности, снижения инициативности. Критические и прогностические функции несколько снижены. По результатам экспериментально-психологического исследования у К. обнаруживаются нарушения динамического компонента психи­ческой деятельности в виде истощаемости, неравномерности темпа деятельности, трудностей включения в процесс выполнения задания, необходимости внешнего контроля деятельности, а также в виде снижения непосредственного запоминания, некоторого снижения концентрации внимания, отвлекаемости в динамике мышления. В мыслительных операциях К. способен опираться на функционально значимые признаки предметов, создавать категориальные группы, при эпизодической ориентации на конкретно-ситуационные крите­рии. выражена стереотипия, отмечается наличие магического мыш­ления. Исследование индивидуально-психологических особенностей обнаружило предрасположенность в ситуации стресса к реакции разочарования, снижению фона настроения, тревоге, пассивной стра­тегии совладания. Для К. в ситуации принятия решения характерна стратегия избегания. Для личности подэкспертного характерны неуверенность в себе, конформность, зависимое поведение, снижение волевой сферы. У К. отмечаются некритичность к оценке ситуации, снижение целеполагания. В мыслительных операциях К. способен опираться на функционально значимые признаки предметов, соз­давать категориальные группы, при эпизодической ориентации на конкретно-ситуационные критерии, выражена стереотипия. Исследование индивидуально-психологических особенностей обна­ружило предрасположенность в ситуации стресса к реакции разо­чарования, снижению фона настроения, тревоге, пассивной страте­гии совладания. Для К. в ситуации принятия решения характерна стратегия избегания. В стиле личности выражены неуверенность в себе, конформность, зависимое поведение, снижение волевой сфе­ры. У К. отмечается некритичность к оценке ситуации, снижение целеполагания. Указанные особенности структуры и динамики психической деятельности, а также обнаруженные индивидуально­-психологические особенности К. оказывали существенное влияние на способность к осознанию и регуляции своих действий на момент подписания договора дарения 0G. 10.2005 г.

Экспертная комиссия пришла к заключению, что К. страдает психическим расстройством в форме расстройства личности и пове­дения, связанного с употреблением алкоголя (F10.71, по МКБ-10). Об этом свидетельствуют данные анамнеза о присущих К. личностных особенностях в виде пассивности, зависимости, склонности в стрес­совых ситуациях к стратегии избегания, неспособности принимать повседневные решения без советов, контроля со стороны. Также об этом свидетельствуют данные о злоупотреблении подэкспертным алкоголем с 90-х годов с формированием клинических признаков синдрома зависимости от алкоголя Н-Ш стадии: психической и физической зависимости от алкоголя, компульсивном влечении к алкоголю, об утрате ситуационного и количественного контроля, а также о формировании абстинентного синдрома с соматовегетативными нарушениями и психическим компонентом (страхи, психоти­ческие расстройства), о развитии у него психотического состояния в форме алкогольного делирия. Последующая динамика синдрома зависимости от алкоголя сопровождалась возникновением амнести­ческих форм опьянения, длительных запоев, а также употреблением алкоголя на фоне лечения лекарственными препаратами, в том числе транквилизаторами, и развитием осложненных форм опьянения, про­являвшихся агрессивным и неадекватным поведением, алкогольной висцеропатией и полинейропатией, что определяло необходимость лечения у наркологов. На фоне злоупотребления алкоголем у К. в период 2003-2006 гг. отмечалось усугубление присущих ему личност­ных черт и эмоционально-волевых расстройств, что сопровождалось значительным изменением в поведении, выражавшимся в сферах потребностей, планирования и критической оценки своих действий, элементах социальной дезадаптации и нарушении межличностных отношений, сниженной способности к осуществлению целенаправ­ленной деятельности, а также когнитивных нарушений в виде обстоятельности, вязкости и элементов магического мышления. В дальнейшем, примерно с 2010 г. на фоне прекращения употребления алкоголя и на фоне проводимой терапии у К. наступила ремиссия синдрома зависимости от алкоголя, сопровождавшаяся улучшением психического состояния и повышением уровня социальной адапта­ции. Данное заключение было подтверждено результатами прове­денного комплексного психолого-психиатрического исследования, выявившего у К. на фоне специфических соматоневрологических нарушений и данных инструментальных методов обследования когнитивные нарушения (снижение памяти на прошлые и текущие события, снижение внимания), эмоционально-волевые нарушения в виде вялости, аспонтанности, личностные расстройства и некоторое снижение критических и прогностических функций.

Анализ материалов гражданского дела, медицинской докумен­тации и данные настоящего исследования, в юридически значимый период у К., страдающего расстройством личности и поведения, связанного с алкогольной зависимостью П-Ш стадии, на фоне мас­сивного систематического злоупотребления алкоголем и примене­ния лекарственных препаратов в связи с выведением его из запоя отмечались когнитивные нарушения (отвлекаемость, трудности концентрации и распределения внимания, нарушения памяти), волевые расстройства в виде перестройки мотивационной сферы с формированием ведущего мотива, направленного на употребление алкоголя, личностные расстройства (неуверенность в себе, конформ­ность. зависимое поведение, стратегия избегания в ситуации при­нятия решения), а также нарушение критических и прогностических функций. Данные объективного исследования соматоневрологической сферы, а именно наличие атрофических изменений в лобных долях головного мозга, дисметаболическая энцефалопатия, гепатомегалия и алкогольная болезнь печени, хронический панкреатит, выявленные через непродолжительное время после заключения сделки, также свидетельствуют о тяжести и длительности заболевания. Имевшиеся у К. в юридически значимый период психопатологические расстрой­ства и индивидуально-психологические особенности нарушали его способность к осознанию и регуляции своих действий, было наруше­но его свободное волеизъявление на момент подписания договора дарения. Поэтому в юридически значимый период при составлении договора дарения 06.10.2005 г. К. не мог понимать значение своих действий и руководить ими.

Как показывает анализ приведенного наблюдения, слож­ности при вынесении экспертного решения в данном случае определяются рядом факторов: незначительное количество объективных сведений, характеризующих состояние К. в пе­риод заключения сделки, взаимоисключающая информация, содержащаяся в показаниях и материалах гражданского дела, необходимость ретроспективной оценки состояния К. в отдаленный временной интервал. При этом следует отметить, что формирование к моменту обследования продолжительной ремиссии синдрома зависимости от алкоголя определяло вы­раженную положительную динамику психического состояния К. с редукцией отмечавшихся у пего фойе запоев психопато­логических расстройств, восстановлением уровня социального функционирования. При вынесении диагностического и экс­пертного решения были учтены данные, свидетельствующие о тяжести течения синдрома зависимости от алкоголя в тот период: описанные в медицинской документации выражен­ные психопатологические феномены в непродолжительный период до и после заключения сделки, что позволяло реструк­турировать психическое состояние на период сделки и также свидетельствовало о глубине психопатологических расстройств в тот период, наличие развернутого абстинентного синдрома с выраженным психическим компонентом и психотическими включениями, сведения о длительном запое с невозможнос­тью самостоятельного прекращения употребления алкоголя. Большое значение в вынесении экспертного решения имели личностные черты К., оказывавшие влияние на способность понимать значение своих действий и руководить ими: повы­шенная внушаемость, подчиняемость, зависимость от мнения референтной группы, непонимание мотивов действия других людей, недоучет принятых в обществе морально-этических норм.

Таким образом, вынесение экспертного решения в отноше­нии лица с синдромом зависимости от алкоголя основывается на оценке динамического состояния в период заключения сделки, которое сопровождалось усугублением имевшихся психопатологических расстройств и формированием новых симптомокомплексов, оказавших влияние на волеизъявление лица при заключении сделки, его способность к свободному формированию цели сделки, прогнозу ее последствий и адек­ватной регуляции деятельности по ее заключению.